Пошёл Федот к попу и говорит:

— Был у меня любимый пёс Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по-человечески.

— Аль ты сдурел?! — закричал поп. — Пса хоронить там, где крещёные люди лежат!

— А ты не серчай, батюшка, — говорит Федот. — Ведь Алтрапка-то мой был богатый пёс. Он при жизни тебе пять золотых отказал…

— Пять золотых? Где они?

— Вот, бери.

Поп взял деньги и говорит:

— Я б тебе, Федот, это дело разрешил. Да ведь пёс Алтрапка не сам подох, а его убили. Тут без полиции не обойтись. Сходи к уряднику, [10] спроси у него разрешения.

Федот пришёл к уряднику. И говорит:

— Был у меня любимый пёс Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по-человечески. Был я у попа, а он говорит, нужно ваше разрешение.

Урядник кричит:

— Ты, старик, видно, не в себе! Кто тебе даст такое разрешение? Нет такого закона, чтобы пса на погосте хоронить!

— А ты не серчай, — говорит Федот. — Ведь Алтрапка-то мой был богатый пёс. Он при жизни тебе золотой отказал.

— Давай золотой! — говорит урядник.

— На, бери.

Урядник сунул золотой в карман и говорит:

— Моя б воля, я б разрешил, да права не имею. Надобно тебе, старик, пойти к приставу. [11]

Федот пришёл к приставу. Всё ему рассказал. Пристав вскочил, ногами затопал:

— С каким делом ты, болван, ко мне пришёл? Пьяный ты или сумасшедший? Эй, взять пьяного старика, в холодную [12] посадить, чтобы в другой раз умнее был!

— А ты, барин, не серчай, — говорит Федот. — Вот пять золотых. Это тебе мой Алтрапка отказал, когда жив был.

Пристав схватил деньги, взял лист бумаги и спрашивает:

— Как покойника-то звали?

— Алтрапка.

Пристав написал: «Разрешаю похоронить Алтрапку, как желает его хозяин Федот». Потом свою подпись поставил, потом печать приложил.

Отдал бумагу Федоту. Тот отнёс её попу.

Поп говорит:

— Принеси пса, как стемнеет, чтоб никто не видел, кого хороним.

Вечером Алтрапку честь по чести похоронили, как положено. И хоть в тайне всё было, а слух по селу прошёл: поп, мол, похоронил, пристав разрешение дал.

И вдруг архиерей [13] и исправник [14] вызывают в уезд [15]  попа и пристава. Те сразу догадались: попадёт им за Алтрапку. Пристав приехал к Федоту:

— В уезд нас вызывают, и ты с нами поедешь, денег прихвати.

— Деньги есть, — говорит Федот.

Вот приехали в город. Исправник спрашивает пристава:

— Правда ли, что ты закон нарушил, пса разрешил похоронить как человека?

Архиерей спрашивает попа:

— Правда ли, что ты похоронил паршивого пса на погосте, рядом с людьми?

И пошла ругань. Архиерей ругает попа. Исправник ругает пристава. Федот вынул тридцать золотых. Пятнадцать даёт архиерею, пятнадцать исправнику:

— Это от Алтрапки. При жизни вам отказал.

Те взяли деньги, да ещё пуще ругаются. Исправник кричит приставу:

— Да знаешь ли ты, чего я тебя ругаю? Почему меня не вызвал, когда почтенного Алтрапку хоронили?!

Архиерей кричит попу:

— А ты знаешь, чего я тебя ругаю? Почему меня на похороны не позвали, почему во все колокола не звонили?!

А Федот слушает да усмехается: «Вот и ищи, бедняк, правду, вот и проси у таких защиты!..»

Сказка, может, и не вся, да больше сказывать нельзя.

НЕБЫЛИЦЫ

Жили когда-то три брата. Жили не так уж богато. На троих-то была одна хата да и та худовата.

Старшие братья умны, языкасты, а младший брат Иван — дурак и молчун.

Вот поехали они однажды в лес по дрова. Топорами намахались, уморились, есть захотели. Взялись кашу варить. Пшена в котёл насыпали, воды налили, а огнива-то нет, дома забыли. Как быть? Старший брат самый умный был, он на дерево залез, туда-сюда поглядел и видит: невдалеке на полянке костерок горит, возле него старичок сидит.

«Вот где я добуду огня!» — смекнул старший брат.

Подошёл он к костерку и говорит старику:

— Дедушка, дай огоньку!

— Экой ты прыткий, — отвечает старик. — Ты меня сперва повесели, сказку расскажи, да не шути со мной — ответишь спиной!

— Это как?

— А так: байка нескладная мне не нужна — узнает плётку твоя спина! А ну, сказывай сказку!

Старший брат час думал, два часа в затылке чесал и говорит:

— Нет, дедушка, я не горазд.

— А когда не горазд, кто ж огня тебе даст?

Старик взял плётку, парня наземь повалил да так его плёткой отходил, что тот всё перезабыл. Ни с чем старший вернулся к братьям. Средний ему говорит:

— Эх, растяпа, не принёс огня! Поучись-ка, брат, у меня!

И пошёл к старику:

— Дедушка, дай огоньку!

— Ты меня сперва развесели, сказку расскажи. Да не шути со мной — ответишь спиной!

Средний брат два часа думал, три часа в затылке чесал и говорит:

— Нет, дедушка, я не горазд.

— А когда не горазд, кто ж огня тебе даст?

Старик и среднего брата хорошенько плёткой проучил. Ни с чем и тот вернулся назад.

Вот меньшой брат. Иван, пошёл к старику:

— Дедушка, дай огоньку!

— Сказку сперва расскажи.

— Я б рассказал, да ты перечить станешь, закричишь: «Неправда, не было такого!»

— Нет, не стану перечить, сказывай.

— Тогда уговор: не перебивать. Как перебьёшь, как закричишь: «Не было такого!» — так и отхожу тебя той самой плёткой, какой ты братьев моих угощал.

— Согласен, начинай.

— Слушай, дед. Был я мал, да удал. Пошёл как-то в лес. Вижу дерево, в нём — дупло, в дупле — гнездо, в гнезде — жареные перепела. Сунул руку в дупло — не лезет, сунул ногу — не лезет. Тогда я изловчился, подпрыгнул и влетел в дупло. Жареные перепела горой лежат, другой сказал бы: мало, а я наелся до отвала. Захотел на волю, ан не тут-то было! Больно растолстел, а дыра мала. Ну, я-то догадлив был, домой за топором сходил, дыру топориком пошире прорубил и вылез на волю. Так ли, дед?

— Так, мой свет.

— Потом я заткнул топорик за пояс, сел на пегоньку лошадёнку и поехал в лес по дрова. Лошадка бежит — трюх-трюх, а топорик-то сзади — стук-стук. Так половину лошадки и отсек. Я оглянулся — нет задней половины, на двух ногах ушла невесть куда. Я кинулся искать. Вижу: задок моей лошадки по зелёной травке гуляет. Я поймал его, лыком к передку пришил, стала лошадь бегать лучше прежнего. Я дров нарубил, полный воз нагрузил да как гаркну. А лошадь сгоряча хватила да по уши в грязь угодила. Я — за дедом. Дед был умён, а я догадлив. Схватили мы лошадь за хвост и давай тянуть. Да так вдвоём потащили, что шкуру долой стащили! Что делать? Пришли домой, горюем. Глядь — лошадь у ворот, сама пришла. Я радуюсь: и лошадь дома и шкура вдобавок! Так ли, дед?

— Всё так, мой свет.

— Вот сел я на лошадь и поехал по лесу. Вижу, огромный дуб растёт, вершиной в небо упирается. Думаю себе: дай-ка посмотрю, что там на небе. Залез и узнал: скотина там совсем дешёвая, а мухи да комары в цене. Ну, думаю, удача мне. Слез на землю, наловил мух и комаров полный кошель и опять вскарабкался на небо. И давай торговать: отдаю муху с мушонком, за них беру корову с телёнком, отдаю комара, а взамен беру быка! Сколько я набрал скотины — нет ей числа!

А у нашего попа — завидущие глаза. Он тот дуб взял да свалил да к себе на двор стащил. Я собрался с добычей на землю ворочаться, а дуба нет. Как с неба слезть? А я догадлив был, всю скотину перерезал, ведь дармовая она, и давай из шкур верёвку вязать. Длинную связал. Один конец за край неба зацепил, другой вниз бросил и начал спускаться. Хоть и длинна верёвка была, но до земли не достала, а прыгать боюсь. Как быть? А я догадлив был. Вижу, внизу мужик овёс веет, полова [16] по ветру вверх летит, а я её хватаю да верёвку мотаю. Вдруг сильный ветер задул да так меня раскачал! Лечу то туда, то сюда, вниз гляжу: то Питер, то Москва! Лопнула верёвка из половы, упал я в трясину, в зелёную тину. Торчит одна голова, ни туда ни сюда. На моей голове утка гнездо свила, яиц нанесла, утят вывела. А я не тужу, туда-сюда гляжу. Прибежал серый волк, всех утят уволок. «А за уткой приду — всё гнездо разорю!» Я дождался волка, когда он за уткой пришёл, и хвать его за хвост! «Улю-лю!» — кричу. Волк рванулся и вытащил меня из трясины. Так ли, дед?